Наверх
Вниз

Brave New World

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Brave New World » Witch & Phoenix » [DARK NA AU] Hide and Seek the Light


[DARK NA AU] Hide and Seek the Light

Сообщений 1 страница 9 из 9

1

I finally know just what it means to let someone in,
To see the side of me that no one does.
(c)

https://64.media.tumblr.com/bd5dd09870c1a4adfd3a74bca578ddf6/ae6414998b042c0d-75/s540x810/766b96b46e14f205cca0708d6847d6534f12ad64.gif

+1

2

Холод густеет с каждым новым пробуждением, а мрак все такой же – плотный, клубящийся по углам, удушающий. Ведьма ловит тусклый отблеск одинокой лампочки и никак не может сообразить, сколько суток уже прошло с тех пор, как она видела солнечный свет. Совершенно невозможно понять, увидит ли она его когда-нибудь еще раз. Порядок дней и сменяющих их ночей сбился окончательно, а Аника все еще не может выкинуть из головы ту покорность, с которой ее конвоиры готовы отдавать и отнимать жизнь - только потому, что так захотелось их госпоже.

Холод лезвия к коже не вселяет в Макса страх. Он стоит неподвижно, гордо вскинувшись, пока его темный собрат готовится завершить начатое. По светлой коже медленно скользит алая капля.

Аника трет руками лицо и закрывает глаза, отодвигая ужас, но все еще видит лишённый эмоций и сожаления взгляд на против. В отличие от Макса, она сама едва ли была способна сдержать крик.

- Пожалуйста, перестаньте! - Между ними решетка - а силы скованы ошейником, так что Аника может только стоять и смотреть, судорожно сжимая заледеневшими пальцами прутья. Беспомощно искать в лице мучительницы хоть что-то живое. И не находить ни тени тепла. - Пожалуйста, - срывается ведьма на мольбу, и все замирает, подчиненное одному короткому движению Белль – звонким щелчком пальцев она останавливает начавшееся представление. И Анике мерещится разочарование в каждом движении палача, опускающем кинжал.

Он был готов умереть. Просто так. За нее. Ведьма не сразу понимает, что плачет: слезы быстро катятся по ее лицу, но она торопливо вытирает влажные дорожки и тихо шмыгает носом. Время стягивается удавкой – в глухой тишине удушающий эффект мрака чувствуется особенно остро. Странное дело, но фениксов совсем не слышно, хотя Аника уже научилась распознавать их присутствие – незримое существование в потоках мрака. Ведьма настороженно озирается и подползает к решетке, снова бросая беглый взгляд на дверь, чернеющую в конце коридора оплотом заветной свободы. Если ей удастся пересилить ограничения ошейника, она сможет вскрыть замок, если повезет – успеет ускользнуть до того момента, как ее исчезновение заметят. Вера в простенький план придает ведьме сил, и она опускает ладонь на замок клетки. Тьма нехотя втягивается внутрь скважины – на ее контроль уходит непростительно много сил, но в итоге Келли все-таки удается одержать верх, а потому спустя минуту дверца отворяется, обнадеживая ведьму на скорое спасение. Аника недоверчиво отталкивает решетку и, осознав свою удачу, спешит наружу – по коридору через ту самую дверь, которая так заманчиво и настораживающе не заперта. Впрочем, думать об этом Келли некогда. Нужно успеть. Во что бы то ни стало.
Первая попытка похищения провалилась неожиданно для жертвы и ее похитителя. Кажется, Аника до сих пор помнит обжигающее прикосновение. И абсолютно дикий синий взгляд – в нем читается и удивление, и недоверие, и тень бездушного интереса, только куда удивительнее то, что за всем этим, даже за щитом тьмы, будто под остывшей золой, Келли чувствует трепет доверчивого огня. Ведьма вжимается в стену за своей спиной и завороженно смотрит мраку в глаза, застигнутая врасплох робкой встрепенувшейся искоркой.
Тишина плавится до невразумительного вакуума, в котором не слышно ни дыхания, ни биения встревоженного сердца. Феникс медлит, будто взвешивая что-то, и отступает, растворяясь во тьме. Келли же чувствует жар мрака на своей коже еще очень долго – и теперь он мерещится ей в каждой тени.

Белль. Белый осколок в обсидиановой пыли. Аника смотрит в лицо ведьмы и как никогда жалеет о том, что преимущество не на ее стороне. Красота равновесно противостоит красоте, но обманчивая хрупкость не маскирует гниющей черни под ней. По крайней мере, не для Келли.
- Ты могла бы стать прекрасным экземпляром моей драгоценной коллекции, - говорит Белль, ласково, почти по-матерински поправляя пленнице волосы, и этот жест отзывается в теле Аники трепетной дрожью: так всепоглощающ мрак под холодными пальцами. – Я знаю, ты умеешь пользоваться обратной стороной света. Как и я.
- Свет - это выбор, - сквозь зубы шепчет Келли в ответ на предложенную сделку, и Белль смеется, мгновенно теряя всю свою мягкость.
- Что ж, тогда придется сделать больнее, - говорит темная ведьма, и ее пальцы скользят ниже – сбегают с лица Аники, словно тень, сжимают ей горло, сдавливая отчаянно бьющуюся жилку под кожей. Келли чувствует под тонкой требовательной ладонью стук собственного сердца. - Какой горячее, - смеется Белль. – И пылкое. Такое пылкое, что обожгло темного феникса. Правда, Макс? – Ведьма оборачивается на покорно замерших за ее спиной слуг и снова смотрит на Келли, наклоняясь к ее уху. – Кажется, ты ему понравилась. Но и он тебе, правда? – Змеиный шепот стягивает кольца удушья и стремится просочиться под кожу, оставить вмятины ожогов и ссадины. – Подумай, он может стать твоим последним желанием. Я бываю щедрой.
Аника каменеет, хватая ртом воздух, но Белль наконец-то разжимает хватку, отстраняется. Делает шаг назад, за периметр клетки, и один из фениксов запирает решетку на замок.
- Думаю, ты понимаешь, что выбор у тебя небольшой, - терпеливо растолковывает Белль. – Орден искать тебя не будет. Стихийные ведьмы, конечно, сейчас на вес золота, но незаменимых для твоего начальства все еще нет. Так что Ордену ты не нужна. Своему эронту тоже. Ведь он у тебя есть, правда? – Аника не в силах спрятать ничего из того, что считает ценным, от белокожей твари напротив, и молчит. – Но он не смог тебя защитить. Типично, предсказуемо. Не ново, - с показной досадой вздыхает ведьма и снова улыбается. – Я дам тебе время. Понимаю, выбор – это не просто. Но ты все еще можешь присоединиться ко мне по собственной воле.
- И быть безвольной марионеткой, как они? – Аника гордо вскидывает голову, всем своим видом отвергая предложение. Чего-чего, а самоуверенности у ведьм Ордена хоть отбавляй. Как и отчаянной храбрости, пусть и перед лицом самой Тьмы – Белль ловит искрящееся пламя в карих глазах с интересом, с любопытством отмечая, что даже ошейник не мешает пленнице гореть внутренним светом. 
- Зато они знают, что такое верность и послушание. Хочешь взглянуть? – Белль наслаждается сценой, пусть и зритель у нее только один. – Монро, иди-ка сюда!..

Дорогу на волю Аника преодолевает практически бесшумно - и ее встречает осенний холод и влага леса. Из груди девушки вырывается всхлип. Воздух. Живой. Такой сладкий. Снова наполняет легкие надеждой.
Счастье, впрочем, длится недолго. Келли не успевает уйти далеко - под ногами шелестит листва, и этот звук выдает присутствие кого-то чужого. Кто, впрочем, и не стремится скрыть своего присутствия.
Аника поднимает на противника глаза. Ян. Один из фениксов Белль, хрупкий, с фарфоровой кожей, будто кукла. Он стоит в нескольких метрах от ведьмы и улыбается.
- Привет, - говорит он и делает неторопливый шаг вперед, вынуждая Анику пятится.
- Куда же ты? - раздается звонкое над ее ухом, и, ведьма вздрагивая всем телом, оборачивается. Еще один. Мигель. С самыми безумными искорками во взгляде. И пустотой под кожей - ведьма понимает это, стоит  фениксу протянуть к ней руку. Он грубо хватает ведьму за плечо, но Келли терять нечего, так что она бьет Мигеля током, не взирая на колющий ошейник, и, когда обидчик удивленно отшатывается, бросается бежать.

+1

3

[indent] Свет — это выбор, говорит брюнетка за решеткой ее наспех собранной камеры. И называет их безвольными марионетками. Слова почему-то неприятно царапают изнутри.
[indent] С каких это пор тебя волнуют чужие слова, Монро?
[indent] Слова Госпожи, что могли бы прозвучать, умей она читать мысли, разливаются в голове будто мед с отчаянным привкусом дегтя - томно, плавно и заполняя собой всё. Единственная, чьи слова здесь ловят, будто золотые монетки в нищем квартале. Каждое - значит больше, чем жизнь любого из них.
[indent] И Госпожа готова продемонстрировать это своей гостье:
[indent] - Монро, иди-ка сюда!..
Сталь клинка неприятно холодит кожу - Финн надавливает на лезвие заточенного, как бритва, клинка чуть сильнее в ожидании отмашки. Даже не слова. И горячая капля скользит по шее вниз. Грусть наваливается на плечи вместе со словом "надоел", но Монро не подает вида.

[indent] - Ваши родители бросили вас. Вы сейчас живы только благодаря мне. Я спасла вас, продлила ваши никчемные жизни, и теперь вы должны служить мне. Таков порядок.
[indent] Спокойный и холодный голос не допускает даже тени сомнения, но неугомонная девчонка все равно вскидывается и даже притопывает ножкой:
[indent] - А я не просила меня спасать!
[indent] - Ну, это легко исправить, милая. - текучий и холодный, как сама тьма, смех заполняет легкие ужасом и почти благоговейным трепетом.
[indent]
[indent] После ночи в яме с лиатами, обессилевшая бледная Шелли уже не выглядит такой дерзкой, она жмется поближе к ногам Госпожи, как церр, которого отдубасили палкой.
[indent] - Вбейте себе в головы раз и навсегда, - Госпожа властно указывает пальцем на каждого, - Ваши жизни принадлежат мне. И рано или поздно каждому из вас придется отдать свою жизнь мне. А насколько рано или как поздно - зависит только от вас.
И Госпожа брезгливо отпихивает Шелли от себя ногой.

[indent] - Пожалуйста, перестаньте!
[indent] Дрожащие карие глаза напротив сверкают тем же неуловимым оттенком света, каким сверкал взгляд Шелли, не захотевшей мириться с заведенным Госпожой порядком. Девчонки, которая единственная поделилась с едой с самым слабым мальчиком, что не смог отбить себе порцию. Шелли, которая всегда была впереди, но никогда не заслуживала похвалы, только холодный взгляд Госпожи, а чаще - плеть.
[indent] И Макс отрешенно думает, как надолго её хватит.

[indent] - На колени! - властно и грозно Госпожа указывает пальцем на пол.
[indent] - Нет! - вскрикивает Шелли, когда плетка опускается ей на плечи. - Пожалуйста...
[indent] Тихое вкрадчиво-медовое "нет?" Госпожи заставляет всех застыть на месте. От потрескивающего воздуха, волосы на загривке встают дыбом. И кажется, что будто небо развернётся прямо над ними, извергая черные молнии, гром и потоки лавы.
[indent] - Нет что? - Госпожа наклоняется к рыдающей сидящей на полу Шелли.
[indent] - Не хочу... - всхлипывает девчонка, и потоки слез текут по ее лицу. - Не надо!
[indent] - Не хочешь что? - мягкий, почти искренний интерес не вяжется с властным жестом, когда Госпожа берет Шелли за подбородок и поднимает ей голову, чтобы посмотреть в глаза сверху вниз, - Ну же, дитя, скажи мне.
[indent] - Я... Я не просила меня спасать! - все же смелеет Шелли, сжимая вечно ободранные пальцы в заусеницах в кулачки, а губы в тонкую линию.
[indent] - Ах, - Госпожа выпрямляется, будто мгновенно потеряв интерес и поворачивается спиной к девчонке, словно оценивая, достаточная ли собралась публика, - так вот в чем дело. - произносит она скучающим тоном. - Ну, как я уже говорила, это легко исправить.
[indent] Один щелчок пальцев, и три огромных церра рвут двенадцатилетнюю девочку буквально на части. Ее страшный истошный крик часто приходит в кошмарах, пока те не отступают прочь - к счастью, уже навсегда.
[indent] Госпожа не любит не повторять дважды. Тем более вещи, которые она уже повторяла прежде. Но еще больше она не любит непослушания тех, чьи жизни целиком и полностью принадлежат ей.

[indent] Властный щелчок пальцев.

[indent] - Ты мой. - горячий шепот холодит щеку.
Повязка на глазах мешает видеть, значительно обостряя все прочие ощущения. Веревки крепко держат запястья разведенных и растянутых в стороны рук. А ритмичные движения сверху, которые невозможно усилить или остановить, рождают ощущение тотальной, минутно-сладкой, но такой бесконечно-унизительной беспомощности.
[indent] - Ты мой, - звучит чуть громче, - Весь. - и под ключицу впиваются острые ноготки, будто намереваются достать до самого сердца, и медленно скользят вниз, оставляя за собой четыре алых следа с выступающими алыми бисеринками. - Целиком.
Сводящая с ума уязвимость заставляет трепетать в чужих руках, рвано выдыхая в ответ.

[indent] И темное сердце, не участившееся ни на один удар, когда сталь касается кожи, ускоряет ритм, стоит Финну опустить клинок и отойти.
[indent] "Не надоел".
[indent] Макс ловит благосклонный взгляд Госпожи и растворяется в тени. Свет - это выбор. И явно не для него.

[indent] Охота удается на славу - добыча заглатывает наживку, думая, что ей удастся скрыться. Темные фениксы следят за ней и делают ставки, кому в итоге достанется добыча. Естественно, каждый ставит на себя.
[indent] Но Госпожа велела им повеселиться как следует. Так что ловить ее сразу никто не будет - дадут ей возможность побегать по лесу, размяться, искренне поверить в свои возможности.
[indent] - Жаль будет ее разочаровывать, - плотоядно ухмыляется Мигель и безумно таращит глаза.

[indent] Макс догоняет ее у самого ручья, вырастая бесшумной тенью прямо за спиной. Она оглядывается и спотыкается, ползет под какой-то куст, пачкая ладони и одежду в земле. А он опускается чуть ниже и медленно наступает, как крадущийся хищник - молча и неотступно. Взгляд без эмоций полон хладнокровной сосредоточенности. Внезапно ветка с колючками, отогнутая Аникой хлестко щелкает его по лицу, Макс в последний момент успевает закрыть глаза и дернуться, отворачивая голову в сторону, так что ветка обжигает висок.

- Вот сука!
[indent] Мигель, пришедший в себя после удара током, срезает дорогу через кустарник и выскакивает на поляну, перерезая Анке путь.
- Тварь!
[indent] Не долго думая, он бьет Анику наотмашь по лицу, а, когда та падает, хватает ее за край воротника, и подтягивает к себе. Ткань трещит и рвется, а Мигель наваливается весом, и грубые руки смыкаются на тонкой шее.
- Попалась! Я тебя сейчас проучу!

[indent] Макс бежит следом за Яном. Тот орет Мигелю, чтобы оставил ее - погибнет она, не сносить им головы. Ян хватает Мигеля за грудки и еще двое оттаскивают его от Аники. А Макс садится рядом с ней, проверяет пульс и мягко хлопает ее по щекам. Когда она шевелится, непонимающе мотая головой, улыбка озаряет лицо темного:
- Живая.
[indent] Фениксы радостно восклицают. А получивший от своих же Мигель, наконец, соображает, что он едва не натворил. Но все еще продолжает оправдываться, что она шибанула его током.
- Это ты Госпоже рассказывать будешь, - фыркает Макс и взваливает Анику на плечо, как куклу.
[indent] Мигель затыкается, но все еще зло смотрит на Анику, болтающуюся на плече Монро.
[indent] По дороге домой фениксы веселятся, комментируя ее взгляд, стоило ей наткнуться на кого-то из них, и неловкие попытки выбраться из камеры:
- Их там в Ордене вообще что ли ничему не учат?
- Да-а, с такой подготовкой она бы и из курятника не сбежала.
- Её бы первый же петух потоптал. - истерично хмыкает Мигель.
- Ооо, я бы ее потоптал. - сладко тянет Ян, и остальные глумливо смеются, - Прямо здесь. Как ты еще держишься, Монро?
- С трудом? - хитро поднимает бровь Макс, веселясь вместе с остальными и получает несколько ударов в спину. - Ооо! - хохочет он.
- Наша курочка умеет брыкаться, - фыркает Финн.
[indent] Ноша чуть жжет плечо ментоловым холодным пламенем.

[indent] Но несмотря на грубые слова, он приседает и наклоняется, чтобы мягко поставить ее на ноги. Мигель бы бросил её, как мешок, но Госпожа сказала, что он, Монро, за нее в ответе. А, значит, ни один лишний волос не должен упасть с ее головы. Щека и без того распухла и алые следы на шее, вероятно, посинеют к завтрашнему дню. Макс не испытывает ничего, глядя на запекшуюся кровь на треснувшей губе.
[indent] Но стоит ему взглянуть в ее дрожащие то ли пламенем, то ли влагой карие глаза, как веселье куда-то испаряется.

+1

4

[indent] Аника бьется в чужой хватке, как птица в силках, а легкие горят от недостатка кислорода – и кажется, будто тьма вот-вот сомкнет объятия, но ровное свечение пламени за мутной корочкой льда приводит ведьму в чувства. Она с трудом разлепляет глаза и видит перед собой Макса. Тот самый, который чуть не погиб от руки товарища. Почему он участвует во всем этом? Он ведь… теплый.
[indent] Ведьма не сопротивляется, когда феникс взваливает ее себе на плечо – хотя такое беспардонное обхождение кажется ей унизительным, как и разговор между обидчиками, которые, как выяснилось, выпустили ее на волю ради глупой и жестокой забавы. А ей так хотелось верить, что свобода так близко. Обида сжимает горло и сердце в болезненном спазме, и Аника бессильно бьет Макса ладонью – под дружный хохот, от которого хочется провалиться сквозь землю. За что они так с ней? Почему так с ней его огонь? Ей ведь не кажется, вот он, греет, пусть и совсем несильно.
[indent] Фениксы все глумятся, а Келли хочется плакать. Полные слез глаза она поднимает и на своего конвоира, стоит ему опустить ее на пол – осторожно, будто Максу не все равно. Взглядом девушка цепляется за кровавый след на его виске – ее рук дело, так отчаянно хотелось сбежать.
[indent] Между ними замирает тоскливое мгновение, которое Аника тратит на то, чтобы поднять руку, невесомо коснуться чужого лица – потому что огонь отчего-то отчаянно жжется, - и стереть следы собственного сопротивления. Хлесткий след, оставленный веткой, затягивается за считанные секунды, и ведьма роняет руку, будто истратила последние силы, и отшатывается, отворачиваясь. Она слышит скрежет замка и бессильно сползает по стенке на опостылевший матрас. Не получилось. И не получится, почему-то уверена Аника. Она подвела Орден. Подвела Эдварда. От этого почему-то больнее всего – и даже саднящая щека не может отвлечь ведьму от мыслей о собственной ничтожности.
[indent] Фениксы ей это отлично доказали.
[indent] Мелкий юркий, невесть почему облюбовавший ее камеру лиат тычется носом Анике в лице, слизывая шершавым быстрым языком градом катящиеся слезы. Серая тварь явно волнуется – об этом блестят пронзительные глазки-бусинки, а у ведьмы нет даже сил отогнать назойливое создание, хотя на движение за спиной Келли испуганно вздрагивает, будто ждет от конвоиров новой забавы – и удивленно натыкается взглядом на плошку с водой. Роскошь в ее этой новой незапланированной жизни.
[indent] Живительной влаги Аника касается с недоверием, но стоит только дотронуться, как болезненный обруч, стянувший ребра, словно растягивается, выпуская ее из железной хватки. Свет льнет к коже, и новый вдох дается ведьме с заметным облегчением. Пусть ненадолго.
[indent] Обед задерживается, но еда не привлекает ведьму ни запахом, ни видом – на движение Макса (а это он очевидно сегодня на смене), ведьма даже не поворачивает головы. Мажет взглядом по подносу – и ее мутит от одного только вида; впрочем, яркий край цветной обертки все же привлекает внимание Келли.
[indent] Шоколад с ягодной начинкой тает во рту заветной сладостью. Аника ест лакомство сосредоточенно, медленно, будто пытаясь залечить нанесенные раны. И кажется, это даже помогает, потому что ведьма больше не плачет – вечер она проводит в полузабытьи, наполненном серью и тьмой, а ближе к ночи приходит Госпожа, ведьма слышит звонкий удар – пощечину получает Мигель. За несдержанность – впрочем, ему явно есть у кого поучиться, равнодушно думает Аника, едва различая в полумраке фигуры. С трудом она ловит и слова Белль:
[indent] - Хочет свободы? Да кто же ее держит, - раздается вкрадчивый женский смех. – Оставьте клетку открытой. Впустите церров. Достойная компания для беглянки.
[indent] Целая свора заполняет собой все пространство считанные минуты спустя – рыча и скалясь, оттесняя ведьму в самый угол ее ничтожной клетки. Аника не ропщет - покорно сползает с матраса, вжимается в стену под диким звериным взглядом и закрывает глаза. Если не видеть хищно ощерившуюся пасть, может быть не так страшно, думает Келли, но то, как скребут по каменному полу острые когти, вызывает у нее не меньший ужас.
[indent] В мучениях проходит еще одна ночь. От неудобной позы затекают спина и ноги, но стоит ведьме шевельнуться, как оживляются твари, которые готовы разорвать непокорную добычу в клочья. Лиат трусливо свивается клубком на ее груди, и дышать снова совсем тяжело. О том, чтобы забыться сном, не может идти и речи. Провалиться сейчас во тьму сна - все равно что умереть и проститься со всем белым светом. Его дрожащей в памяти тенью. 
[indent] Не спит и феникс – Аника видит силуэт склонившегося над столешницей мужчины и думает о его огне. Таком далеком, но все еще будто бы греющем ее заледеневшие пальцы.

0

5

[indent] В её глазах стоят слезы. Макс безошибочно читает в дымчато-кварцевой глубине отчаяние, обиду — безысходность.
[indent] А вкрадчивый холодный голос в голове одёргивает и одновременно пробирает иголками по позвоночнику, будто в январский мороз ухнул с головой в прорубь:
[indent] Эмоции, Монро.
[indent]
Жалкий вид девчонки в рваном грязном платье, готовой вот-вот сорваться на рыдания, вне всяких сомнений заставил бы Госпожу ударить ее еще больнее. Поглумиться над слабостью и ничтожностью. Втоптать в грязь. Раздавить, как барахтающегося на спине беспомощного жука. Как обычно она делала с ними, с её фениксами, демонстрируя наглядно, насколько опрометчиво обнажать свои слабости перед другими.
Нельзя быть слабыми. Недопустимо чувствовать самим и вызывать у других чувство жалости. А, если же ты не можешь быть сильным, то хотя бы не показывай своих уязвимых мест. Если, конечно, не собираешься использовать это в свою пользу.
Однако, кажется, орденские не знали о таких простых правилах. Макс сплошь и рядом натыкался на то, что люди только и делают, что подставляются и самостоятельно вручают тебе целую связку ключей для манипуляции ими.
Точно как сейчас делала эта ведьма, стоило Монро истратить каких-то пару месяцев, чтобы досконально изучить ее расписание и все слабые места.
[indent]


[indent]
- Ждите снаружи, - говорит Макс Яну и Лео.
- А если что-то пойдет не так? - кривится Лео.
- Ты узнаешь, - хмыкает Макс и, пригладив волосы, натягивает на голову черную кепку с козырьком.
Оба феникса несмотря на собственное дохрена важное мнение, занимают позиции возле входа в какую-то унылую забегаловку, беспрекословно подчиняясь ему. Потому что так им повелела Госпожа.

[indent] Аника Келли сидит за угловым столиком. Справа от неё страстно лобызается азиатская парочка, вызывая кривую ухмылку на лице Макса. Слева мамаша не может справиться с тоскливо завывающим розовым пупсом, а кудрявая девочка с по-лисьему хитрым личиком, пользуясь этим, таскает ягоды с маминого десерта. Макс бесшумно проходит мимо, и в его лице явно читается брезгливость - дети. Госпожа ненавидит детей.
Стариков она, впрочем, тоже не сильно жалует. Дедок в уголочке потягивает кофе - судя по запаху, с коньяком. А, судя по запаху самого старичка, зависать здесь ему осталось совсем недолго. Когда он узнает своём раке, абсолютно точно будет уже поздно. Недаром Госпожа считает людишек конченными идиотами.
[indent] И её фениксы с ней полностью согласны.

[indent] Ближе всех к нужной им ведьме сидит отец с сыном лет десяти. Парень залипает в игру на телефоне вместо десерта, пока папа выходного дня пытается завести с ним хоть какой-то диалог. Макс закатывает глаза - вопиющее неуважение, почему парень до сих пор не получил подзатыльник, а телефон не отправился в мусорку, одной тьме известно.
[indent] Госпожа постаралась прочно вбилть им в головы, что люди по большей части мерзкие, тупые, ограниченные и слабые. И вот такие выходы «в свет» служили тому превосходным подтверждением.

[indent] Вот и Аника Келли даже не замечает его приближения, беззаботно склонившись над чашкой с ягодным чаем. Если бы он хотел убить ее, можно было бы подойти вплотную и без помех проткнуть ее клинком насквозь, чиркнуть ножом по горлу или приставить дуло пистолета прямо к виску, нажав на спуск прежде, чем она успела бы удивлённо взмахнуть ресницами. Он знает — от полнолуния к полнолунию ничего не менялось, и до сих пор не понял, как она умудрилась прожить столько лет при такой работе. А еще стихийная ведьма с сумасшедшим потенциалом.
[indent] На его счастье Госпожа даже не слишком удивилась, когда он не смог захватить ее в одиночку. Вопреки ожиданиям самого Монро, она не устроила ему разнос,  а дала ещё немного времени и двоих фениксов в помощь.
Но тянуть больше нельзя — лунные и годовые циклы уже подходят к назначенной фазе. Ян предложил вломиться и захватить ее силой. Но зачем, если можно использовать ее слабости против нее же.
[indent]


[indent]

[indent]— Эмоции - вот главная слабость всех жалких людишек, Монро. — Госпожа смотрит в широко открытые синие глаза и чувствует, ее начинает мутить от этой смеси вины и собачьей преданности в его взгляде. — Ты хочешь быть похожим на них?
[indent] Макс отрицательно мотает головой:
[indent]— Нет, - тихо, но уверенно, почти с вызовом, произносит он.
[indent] И склоняет голову в знак подчинения - ему очень хочется попросить прощения у Госпожи, но она это ненавидит всей душой, и он не смеет.
[indent]— Тогда что вот это сейчас было? - и пальцем, увенчанным острым ноготком, цепляет его под подбородок, заглядывая в лицо.
[indent] Только ведьмам дозволено предаваться блажи и слабостям, если они того захотят. Потому что ведьмам дозволено всё. А задача фениксов служить ведьмам. Таков порядок.
[indent]— Ты должен контролировать свои эмоции. Или людишки будут использовать тебя. Я хочу, чтобы ты хорошенько это запомнил, Монро.

[indent]


[indent]
[indent]— Привет, принцесса. - Макс садится за ее столик, будто она его ждет, и обаятельно улыбается. - Давно не виделись.
Холодный взгляд расчетливого хищника  выдаёт неискренность открытой улыбки. Макс чуть понижает голос и говорит быстро и по-деловому, а приветливая улыбка мгновенно испаряется.
[indent]— Дернешься, попробуешь бежать или сопротивляться, и все здесь умрут. — а потом протягивает ей ладонь, — Веришь мне?
Но она не рискует его коснуться, и на его лице скользит тень издевательской усмешки.
[indent]— Нет? Отлично. — а потом коротко командует, — Телефон.

[indent] Когда она покорно отдаёт смартфон, Макс снова холодно ухмыляется:
[indent]— Хорошая девочка.
[indent] Но в этот раз улыбка больше похожа на оскал сытого дикого зверя. Он ведет сжатым в кулаке обручем ошейника по столу в ее сторону.
[indent]— А теперь надевай ожерелье. И улыбайся.
[indent] Холодные без эмоций интонации не вяжутся с его снова внезапно потеплевшей улыбкой, а ошейник ловко прикрывается раскрытым меню:
[indent]— Добрый вечер, счет?
[indent] Подошедший официант не успевает поинтересоваться у Макса, будет ли он что-то заказывать. Но, глядя в меню, все же рассчитывает на доп-продажу и рассказывает про акцию "с собой". Макс опускает взгляд в буклет, сладости глянцево блестят на заманчивой картинке, и Макс все же позволяет себе эту маленькую слабость:
[indent]— Четыре вот этих с собой.
[indent] Просиявший официант пытается посоветовать что-то еще, но натыкается на внезапный для него колючий холод во взгляде, и уходит. А Макс снова обращает своё внимание на Анику, застывшую на своем месте и явно пытавшуюся ответить что-то невпопад.
[indent]— Догадываешься, что будет, если он, — Макс кивает затылком в сторону удалившегося за его спину официанта, — что-то заподозрит, принцесса?
[indent] Ледяные и тон, и взгляд из-под козырька кепки выдают в его словах вежливость человека, пропускающего вас вперед, чтобы поудобнее было всадить нож в спину.
[indent]— Прикрой шею шарфом. — сухо командует он ей тоном, не терпящим возражений.
[indent] Официант приносит сладости и чек и получает ожидаемые им чаевые. Ничто не должно заставить его запомнит эту сладкую парочку - никаких триггеров, чтобы помочь памяти за них зацепиться. Ведь, чем дольше Орден будет искать это место, тем больше шансов, что они её никогда уже не найдут. И Госпоже не придётся снова беспокоиться о смене локации — только они обустроили на этом всеми забытом заводе.

[indent] Макс по-джентельменски помогает Анке надеть пальто, не касаясь ее ладонями.
[indent] Тёмный феникс до сих пор с содроганием вспоминает их первую встречу в переулке. Как будто он схватился за оголенный кабель высоковольтной ЛЭП. Но не рассказал об этом никому, даже Госпоже — особенно Госпоже. Хотя тогда ему показалось, что его сердце остановилось на несколько почти бесконечных секунд. А потом понеслось вскачь, отбивая по рёбрам чечетку.
[indent] Конечно, всему виной её магия и безудержный огненный свет. Макс не видит его, но чувствует кожей даже на таком расстоянии. Кажется, в обычное время она может зажечь лампочку просто прикоснувшись к ней.

[indent] Но, на его счастье, не сегодня.  Сегодня в Ордене тяжелый день — сразу несколько больших разливов тьмы, блокирующий свет и магию ошейник и ссора с ее фениксом - просто идеальное сочетание. Так что, когда Макс берет ее под локоть и выводит из ресторана, он почти уверен, что света в ней в этот раз меньше. Но даже сквозь слой его и её одежды она кажется горячей, как грелка, которую приложили к холодной коже.
[indent] Две тени молча отклеиваются от стены здания и следуют впереди и позади на некотором расстоянии.

[indent] Они делают крюк на краденой машине с поддельными номерами. И эта ниточка приведёт расследование куда угодно, но только не к Госпоже.
[indent] Ухмыляясь, Монро, разбирает телефон Келли, вынимая sim-карту и аккумулятор. Все, что Орден узнает, выискивая ее последнюю локацию в сети — это старая заброшенная стройка с затопленным котлованом. Пускай ищут её на темном дне, все равно раньше утра её никто не хватится.

[indent]— Почему ты думаешь, что ее не хватятся раньше утра? Разве её феникс не заметит пропажи? - Госпожа сидит с бокалом в руке, томно откинувшись на спинку кресла.
[indent]— Они иногда ссорятся. Или вроде того. И ее феникс будет думать, что она осталась в ордене. А в ордене будут думать, что она пошла домой с фениксом. Так уже было несколько раз.
[indent]— Ссорятся с фениксом, и она ночует в ордене? - переспрашивает Госпожа, удивленно приподнимая брови и высокомерно фыркая, и Макс понимает, почему это вызывает такую реакцию.
[indent] Ведь куда логичнее было бы выгнать феникса. Пусть сам ночует хоть в ордене, хоть под открытым небом, раз ведет себя неподобающе или попросту надоел.
[indent]— Светлые!.. - с томным презрением бросает Госпожа, омывая стенки бокала вином цвета темного рубина и неторопливо делая большой глоток.

[indent]


[indent]
[indent] Она поднимает руку, и что-то внутри испуганно сжимается, стремясь спрятаться в самый дальний и самый темный угол, а потом как будто расправляет крылья...
[indent] Эмоции - это слабость. Чувства - и вовсе блажь. И Максу казалось, что он навсегда вытравил из себя всю эту мешающую жить чушь. Но в таком случае что приковывает его взгляд, стоит ему заглянуть в наполненные слезами глаза цвета горького чая?
[indent] Любопытство? А память снова подкидывает непрошеные воспоминания, ворочающиеся в груди, как раскалённые жернова.

Шелли в испачканной глиной одежде стоит перед Госпожой, гордо вскинув упрямый взгляд, трепещущий, как океан под штормовым ветром. Свист плети выбивает капли воды из влажного, наполненного водяным аэрозолем воздуха. Девчонка вскрикивает, плачет, но не сдаётся. И это бесит Госпожу ещё сильнее.[i]

Мгновенно опалённый ее огнём, феникс отшатывается назад.
Разве ошейник не должен сдерживать этот свет?
[indent] Макс прижимает руку к глазу, ослеплённому яркой болезненной вспышкой. Будто мотылек, с размаху налетевший на свечку.
[indent] Первая мысль, что она решила ослепить его из мести, отыграться за эту их охоту, не вызывает внутри никаких эмоций, но тут же приводит ко второй - Госпожа убьет его за это. А потом продаст какой-нибудь старухе за истлевший фолиант, как было Томми. И вот за этой мыслью уже караулит старый знакомый страх, но он не успевает даже царапнуть по загривку темного феникса. Пальцы Макса не натыкаются ни на ожидаемый ожог, ни даже на уже имевшиеся царапины над глазом и сбоку. Недоумение кладет широкие ладони Монро на плечи, заставляя недоверчиво замереть, еще раз внимательно ощупывая обожженную сторону, и не находя на ней повреждений. А потом силуэты начинают постепенно проявляться из тьмы, и Макс, удивлённо моргая, смотрит на ведьму, отошедшую к стене.
[indent] Она, что, исцелила его три царапины? Потратив кучу сил на то, чтобы преодолеть защиту ошейника? Ради такой мелочи? Она дура?
[indent] Если месть была бы ему абсолютно понятна, то этот жест... рассеянно хлопая глазами, Макс совершенно не понимает, как это трактовать. И, самое главное, какие мотивы стоят за этим. Это далеко идущая стратегия ради манипуляции на будущее? Чтобы он как-то помог ей сбежать - осознанно или нет. Или что?
[indent] И что это так печет в груди, как будто ему снова четырнадцать, и его колотит в лихорадке, и хочется выблевать свои легкие?
[indent] [i]«Блаженная», - непрошеная мысль где-то на грани восхищения и сарказма.
[indent] Монро неслышно вздыхает и бесшумно растворяется в темноте. Только решетка щелкает сталью, делая темную тишину еще пронзительней.

[indent] Окончательно прозрев, Макс приносит ей немного чистой воды. Он мог бы набрать темной прямо из колодца, но Госпожа всегда предпочитала чистую. А четких указаний ему на счёт пленницы поступало. Значит, он мог выбрать на свое усмотрение.

[indent]— Ну что там с обедом? — интересуется у Мигеля Макс, втягивая носом запах близящейся катастрофы.
[indent] И прежде, чем тот успевает огрызнуться, Ян материализуется неизвестно откуда:
[indent]— Да-да, что там с обедом?
[indent] Мигель рычит, пытаясь одновременно послать их в задницу и успокоить, что сейчас всё будет. И словно голодная стая, учуявшая добычу, ещё трое фениксов неслышно материализуются рядом. Никого не волнует, что все были заняты охотой. Забава-забавой, а обед будь добр выдать по расписанию. 
[indent]— Кого это тут сожгли? — разочарованно тянет Финн, скептично принюхиваясь к чему-то неприятного коричневого цвета на сковороде.

[indent] Спустя полчаса Монро идёт с подносом к клетке.
[indent]— Сегодня готовил Мигель, так что многого не жди. На вкус оно, как и на запах... и на вид. — зачем-то говорит Макс, обращаясь к спине забившейся в угол девушки и ставя поднос на пол клетки.
[indent] Как будто хочет оправдать, что под тарелкой притаилась небольшая шоколадка, явно выбивающаяся из её основного меню.
[indent] А спина под его взглядом мелко подрагивает. Разорванный ворот платья оголяет царапину на худом плече над лопаткой. И душный вихрь снова закручивает внутренности в горячий узел. Макс вздыхает и бесшумно выходит прочь, только решетка снова звякает безнадежностью.

[indent] Темные псы рычат в клетке. Один из них получает пинка от Макса, когда лезет под руку и острая линия плеч на рисунке выходит натурально дрожащей.
[indent] Он отрывает взгляд от белого в угольных линиях листа. Твари согнали светлую ведьму с ее постели, и теперь она сидела, забившись в угол на бетонном полу. Монро ничего не ощущает по этому поводу. Если ты слишком слаб, тебя сожрут — непреложный закон этого мира. Госпожа дала им усвоить этот урок ещё в раннем детстве, выпуская своих ручных тварей гулять по всему дому. И тем, кто боялся, они не давали проходу, а одному пацану даже откусили руку. Макс навсегда запомнил, как неестественно болтался огрызок его кисти, как он кричал, заливая кровью коридор, и как Госпожа увела его прочь. Они больше никогда не видели маленького вечно ноющего и трясущегося от страха Хьюи. А сам Макс не мог заснуть всю ночь, это зрелище не шло у него из головы. Но сейчас эти воспоминания вызывали в душе лишь серое ничто — блеклую тень прошлых эмоций, о которых он только помнил, как это было страшно и горько. Помнил, но, казалось, не мог пережить это снова.
[indent]


[indent]
[indent] Когда утром Монро заходит за завтраком, Мигель точит ритуальные ножи на кухне. Макс видел их в деле только раз. И снова странный ком серых эмоций, подобно клубку маленьких плотно сплетенных змей, начинает шевелится где-то в груди. Монро морщится и запивает его кофе. И морщится ещё сильнее — темное пойло с кофейным запахом сегодня просто невероятно дрянное, а Мигель опять сожрал весь сахар. Сделав над собой усилие и ещё глоток, Макс выливает остатки в раковину и забирает поднос для пленницы. Серый душный комок поднимается выше, и от него, кажется, вот-вот разболится голова. Макс уверен, что это от дрянного кофе и рожи Мигеля с утра пораньше, и едва не спотыкается от подлезшего под ноги церра. Отвесив псине грубого пинка, он рявкает на остальных и выгоняет их из клетки. Прижимая острые уши и хвосты, твари поспешно убираются прочь, не смея спорить с фениксом.

[indent] Он хочет спросить её «зачем» про вчерашнее, но вместо этого бросает лишь мрачное:
[indent] — Завтрак.
И хлопает за собой дверью, даже не понимая, что привело его в такое раздражение — даже бешенство. Лязг стальной двери и бархатная темнота вокруг успокаивают. Но стоит подойти к столу, где среди набросков есть ее сгорбленная фигурка в углу, окружённая чёрными клыкастыми тварями, как дышать снова становится трудно. Венец сегодняшней ночи — ее лицо на весь лист и даже в полумраке помещения стоящие в глазах слёзы. И что-то такое отрешенно-отчаянное в выражении, нарисовавшееся само, будто кто-то водил по листу его рукой, — что Монро, задыхаясь под пеплом выжженных когда-то эмоций, чувствует себя глупой птицей, сдуру проглотившей мохнатую гусеницу. И даже дрянной кофе не может перебить этот серый привкус.
[indent]


[indent]
[indent] — Вставай. Живо. — командует он, снова заходя в камеру.
[indent] Его буквально трясёт от злости. А она почти не жжется, когда он грубо дёргает ее за руку и подталкивает вперёд под локоть. Она послушна и безропотна, как кукла, и будто только лишь по привычке гордо держит спину прямо. Но её ошалевший взгляд и неверные движения выдают, как она вымоталась за эти дни в плену. Она не ропщет и ни о чем не просит. Лишь это выражение, как на том чертовом портрете, не сходит с ее лица.
[indent] Келли не знает, куда он ее ведёт. Он и сам с трудом понимает, что делает и зачем ему это. И почему он так и не выбросил ее телефон в тот котлован — тоже.

[indent] Из оцепенения серых мыслей его выдёргивает внезапное появление Мигеля в коридоре прямо по курсе
[indent] — Куда это ты ее тащишь? — в прищуре темно-карих глаз блестит скрытая угроза.   
[indent] Максу приходится резко остановиться. В руках у Мигеля два остро наточенных кривых ножа, а разочарование и раздражение отчетливо проявляются в его голосе. И Монро надевает на лицо маску скучающего недовольства.
  [indent] — Госпожа велела её хорошенько отмыть перед ритуалом.
Монро нарочно строит фразу как можно более брезгливо и высокомерно — в духе Госпожи. И толкает Анику вперёд, все ещё крепко сжимая ее за локоть. Он напрягается всем телом, но в его нарочито лениво льющемся голосе проскальзывает издевка:
[indent] — Но, я смотрю, ты и сам не прочь ее туда отвести.
[indent] — Эта сука поцарапала меня на охоте. Конечно, я не прочь.
Омерзительно-похабная улыбка расплывается на лице Мигеля и отражается, как в зеркале, на лице Макса — он прекрасно понимает, что тот мечтает поиздеваться и унизить девчонку напоследок. А по загривку Монро пробегают колючие злые иголки.
[indent]  И, когда феникс подходит ближе, явно не веря своему счастью — угодить Госпоже и заодно расквитаться с Келли, Макс, отпускает её локоть. Но стоит Мигелю повернуться к Монро спиной, ему по затылку прилетает стальной трубой — которой они обычно подпирают дверь в кухню, чтобы не закрывалась и не скрипела. Тёмный падает ничком, как подкошенный, выпуская Анику из крепкой хватки. Макс приседает проверить пульс — живой — и облегченно выдыхает. Он прекрасно понимает, этого извращенца следовало бы убить. Ведь он очень скоро очнётся и поднимет тревогу.
[indent] Но они же братья...

[indent] Брат — такое же «серое» слово, как и все остальные. Но оно накладывает табу на то, чтобы свернуть ублюдку шею. И дело не в том, что они росли вместе и проходили через испытания. Это всё романтическая чушь — каждый был сам за себя, никакого «вместе» никогда не было. И они бы давно перегрызли друг другу глотки. Просто Госпожа сказала, что они, все, кто остался в живых, — братья. И что они не посмеют причинить друг другу вред.
[indent] Пока она сама им этого не прикажет.

[indent] — А это ещё что за дрянь? — быстрым движением Монро сцапывает на хвост серую юркую тварь и брезгливо морщится — он ненавидит лиатов.
[indent] Ещё один урок от Госпожи всплывает в памяти. И Макс отшвыривает верещащую и извивающуюся в его руках тварь прямо на лицо Мигеля.
[indent] — Ты дура, да? Еще б змею на груди пригрела. Они же хуже крыс. — брезгливо ворчит Макс и, не задерживаясь более ни минуты, толкает ее вперёд, притопнув на тварь, явно не желавшую расставаться со своим лакомым кусочком.

[indent]  Цепкая хватка за локоть ослабевает только, когда они выходят с огороженной территории завода. Подъем по едва заметной тропе в гору явно дается ведьме с трудом, и Монро, не выдержав того, что она тормозит их, перекидывает ее через плечо — точно, как в день охоты. 
[indent] Когда они, наконец, выбираются из леса на большое, поросшее кустарниками и отдельно стоящими деревьями плато, Макс опускает ее на ноги. В паре километров впереди должна быть асфальтированная горная дорога, она петляет по серпантину и спускается в город. В этом смысле план был предельно прост — вывести ее с территории завода подальше, отдать ей телефон и, наказав включить телефон не раньше, чем она выберется на плато, отправить на все четыре стороны — по возможности к этой дороге. Орденские рано или поздно нашли бы ее по появившемуся в сети сигналу. Или она догадалась бы им позвонить. Но Мигель спутал фениксу все карты, хотя Госпожа же четко сказала, что после завтрака ей нужны будут все, кроме Макса, который останется охранять Келли. Какого черта Мигель не ушёл с остальными... теперь уже не имеет никакого значения.

[indent] Теперь яростно шагая впереди, Макс не оглядывается, проклиная Келли, себя и весь мир. Какого черта он вообще делает. Сдалась ему эта девчонка с большими наивными глазами цвета гречишного меда. Сегодня вечером Госпожа провела бы ритуал, и он через пару дней забыл бы, как текла алая кровь по бледной коже… прошло уже столько лет, а он не может забыть совсем другую картину. И эту, он уверен, будет так же помнить до конца дней.
[indent] Отчаянное "нет"  почти ощутимо жжется внутри, вызывая очередной ворох старых воспоминаний, вот только чувства в них, будто скрыты погребальным саваном. И страшно даже смотреть в ту сторону, не то, что под него заглянуть.
[indent] Но шорох и стук камней сзади отвлекают его от мрачных мыслей. Он оборачивается как раз, чтобы увидеть, что она собралась шагнуть с обрыва. Прыгая вперёд «рыбкой» он в последний момент успевает ухватить ее за и без того разорванное платье на спине и за руку. Скала больно бьет его в грудь, а ее по инерции прикладывании боком. Кожа касается кожи, и она внезапно жжется до ослепляющей боли, и он шипит и не сдерживает стон, глядя в дымчатое-кварцевое море, блестящее от слез.
[indent] — Нет! — рычит он, и лишь крепче сжимает зубы, вытаскивая ее наверх, хотя кажется, что его пальцы на её запястье сейчас обгорят до костей.
[indent] Феникс вытаскивает ее наверх, тяжело дыша. И, помогая ей подняться, он отмечает на ее предплечье алый след от его хватки. А потом смотрит на свою мелко дрожащую от боли ладонь, но вопреки ожиданиям никаких ожогов на руках нет. Запыхавшийся, но довольный Монро даже успевает улыбнуться Анике прежде, чем в его спине буквально взрывается парализующая все тело волна жгучего спазма. Шокер глухо стрекочет, когда Макс ничком заваливается на траву, как мешок с песком.
[indent] Кто-то упирается ему коленом в спину, и руки тут же туго сцепляются за спиной наручниками. Он не может пошевелиться или даже вдохнуть, и до слуха доносятся голоса - крики, команды, ругань, но он разбирает лишь некоторые:
[indent] — Аника! — вскрикивает резкий мужской голос.
[indent] — ...в машину его! — еще один мужской голос жестко командует, и его дополняет женский, но не менее волевой:
[indent] — Скоро тут будут и остальные. Живее!
[indent] Макс напрягается всем телом, пытаясь преодолеть боль и спазм от шокера, чтобы оказать хоть какое-то сопротивление, но в этот момент в его шею втыкается игла:
[indent] — Отдохни, ублюдок.
[indent] Монро хочет дать сдачи неприветливому колену, но по крови разливается что-то вязкое. Всё тело почти мгновенно немеет и тяжелеет, а глаза закрываются сами собой. Горячий обруч обнимает его за шею прежде, чем душное чёрное покрывало накрывает его с головой.

[indent] Макс выныривает из черноты, но не из духоты. Кажется, прошло всего одно мгновение, однако он не может сразу понять своё положение в пространстве. Осознание, что это положение крайне хреновое приходит постепенно, но неотвратимо. Инстинктивно дернувшись, он натыкается запястьями на металл наручников. И понимает, что сидит, а руки лежат на столе, не давая выпрямиться. Картинка плывет, не желая фокусироваться, и что-то горячее сжимает его шею, не дает дышать. Серые стены в нестерпимо ярком белом свете, наконец, обретают четкость, не давая ошибиться в выводах — он попался. Ордену.
[indent] — Не дергайся. — голос, явно принадлежащий тому колену в его спине, звучит брезгливо, но Монро различает в нем нотки страха и ухмыляется.
[indent] Он пытается повернуться, чтобы увидеть, кто там раскомандовался. Но "собеседник" повторяет приказ, едва не сбиваясь на рычащий истерический вопль, и дополняет его невнятной угрозой.
[indent] Макс инстинктивно пытается почувствовать его через тьму, но натыкается на блокирующий светлый ошейник, и его снова будто встряхивает током.

[indent]  Госпожа наглядно демонстрировала им действие этого изобретения — на них самих. Режущий глаза свет явно специальных ламп заставляет феникса, не привыкшего к яркому освещению, щуриться. И хотя Госпожа готовила их к тому, что будет, если Орден однажды схватит кого-то из них, Макс все равно чувствует колкий холод, разливающийся внизу живота. Он дергает на себя руками, но стол прикручен к полу, а наручники — к столу, и почти не дают ему свободы движения. В попытке отбросить подкатывающее паническое ощущение нехватки воздуха, вызванное ошейником, Макс снова пытается обернуться — посмотреть, что происходит вокруг, отвлечься на окружение. И следующая за этим вспышка едкой разъедающей боли, будто ему в лицо плеснули кислотой, заставляет феникса вскрикнуть и дернуться. Браслеты наручников почти до крови врезаются в запястья, но за более сильной болью, он не чувствует этого. Тихо рыча, Макс горбится, склоняясь к прикованным к столу рукам и пытается вытереть лицо и глаза о рукава кофты.
[indent] Риан. Какая-то сволочь брызнула ему в лицо из баллончика рианом. Госпожа предупреждала о том, что, если они попадутся, пощады им не будет — с ними обойдутся, как с любой темной тварью. И даже хуже. Впрочем, разве им осуждать Орден за бессмысленную жестокость?
[indent] — Довольно. Оставь нас, — Макс слышал этот резкий голос на плато; и тогда он был куда более встревоженным.
[indent] Феникс не может открыть глаза, болезненно жмурясь, но слышит, как его визитер садится напротив него.
[indent] — Так больно? — с неподдельным участием интересуется тот.
[indent] — Хлоркой себе в глаза прысни, и узнаешь. — сквозь зубы советует ему Макс, опустив лицо вниз и пытаясь проморгаться; глаза предательски слезятся, а под веками буквально полыхает.
[indent] Дышать ровно тоже не очень выходит, сердце гулко бухает в ребра. И Макс уже слышит тон Госпожи, которым она высмеивает его страх и слабость.
[indent] "Эмоции, Монро".

+1

6

Дверь в допросную открывается осторожно, но уверенно - я чувствую волнение чудом спасённой ведьмы ещё до того, как ее помятая серая мордашка высунется из коридора.
- Не помешаю? - спрашивает, а на деле даёт мне знать она и проходит к самому дальнему стулу. Недалеко от двери. Спиной к глухой стенке и лицом к нам обоим. Так, чтобы краем глаза можно было видеть и дверь. Аника не знает, что я запретил соваться сюда кому-либо, кроме неё. Пока она занимает своё стратегическое положение, мне остаётся только гадать, что с ней успели сделать, раз она стала такой осмотрительной. Прошло ведь совсем немного. Два? Три дня? Я потерял счёт времени, но чистый ведьминский огонь, пусть и в потрепанной оболочке, возвращает меня к реальности. Паршивой, если быть честным, реальности.
- Уверена, что хочешь присутствовать? - глупый вопрос, оттягивающий расправу над ее обидчиком, не требует ответа. Аника Келли делает только то, что хочет, если дело не касается обязательств перед Орденом и Зака - которого вполне можно было отнести к той же категории. То ещё обязательство.

...Я прекрасно помню, как Аника падает мне на руки - она в сознании, но все, что мне удается считать - это растерянность, усталость и стыд. Где-то за этим коктейлем плещется смутная благодарность, но почему-то я не уверен, что она обращена ко мне. Да и стыд беспокоит меня сейчас куда больше. Не говоря уже о том рисунке отметин на ее лице, шее и черт знает чем еще.
- Келли, а ну отставить, - я встряхиваю ее за плечи, что и говорить, нежностей от меня не дождаться и на пороге апокалипсиса. Но Келли знает эту мою особенность, а потому растягивает губы в слабой улыбке. Всю тревогу последний дней она легко считывает по моей ладони, которыми я так лихорадочно растираю ей спину и плечи.
- Не убивайте его, - шепчет тем временем ведьма, и я снова ловлю смутную тень под одеялом усталости. Она пытается заглянуть мне за плечо, где пара охотников явно не церемонится с попавшимся им в руки темным, но я закрываю Келли весь обзор. Она сердится, и я усмехаюсь. Жить будет.
- Снимите уже эту штуку, - повышаю я голос, оборачиваясь в сторону увлекшихся агентов. - Не хочу это видеть на ней! Живо!
Пока с Келли снимают ошейник, я разглядываю пленного. И удивляюсь разворошенным эмоциям в бездне беспросветной тьмы. Вот ведь ведьма.

Любопытное дело, стоит ведьме присоединиться, как с Максимилиама Монро будто сбивают спесь. Узнаю властную руку воспитательницы Белль. Она умела муштрой и пряником добиваться нужного. Пряники она всегда оставляла себе.
Пауза впрочем затягивается. По нескольким причинам. Во-первых, меня завораживает то, как реагирует на Анику феникс. И дело не только в безупречном воспитании Белль - с детства привитой привычке служить. Скорее, дело в  том, как один конкретный феникс отзывается на огонь одной конкретной ведьмы. Будто нашлись детали старого конструктора, и пазы, сложенные скорее в безысходной случайности, идеально складываются в единой узор. От восторга мне хочется вскочить и сделать сделать как минимум батман, но я продолжаю изображать из себя каменное изваяние всем известного острова. Поразительно и другое: под остывшей золой тлеет и набирает силу (не начал ли я бредить на третьи сутки без сна?) живой огонь.
- Посмотри на неё. - Говорю я тоном, который должен быть ему знаком. Белль не единственная, кто годами тренировал непоколебимый, не терпящий возражений тон. Говорю я это спокойно, без угрозы, будто мы прогуливаемся по орденскому музею тварей, и нам попалась особо диковинная. Я говорю это спокойно, но возражений или неподчинения не жду. И он это знает.
Первой реагирует Келли. Вздрагивает, будто и сама слышит это не в первый раз - всё-таки побывала экспонатом в чужой коллекции? - и поднимает на меня глаза. Этот знающий взгляд продирает до костей, но я научился скрывать эмоции - правда лишь до той поры, пока она не протягивает к моей кольчуге свои тонкие пальчики. Тогда пиши-пропало.
Я смотрю на неё и сам. И впрямь, диковинная попалась девчонка. На отмытом лице следы плена проступают ещё ярче, а она будто нарочно не прячется ни за глухим воротом, ни шарфом. Я скольжу взглядом по отметинам от ошейника на ее коже и думаю, как сильно эту конкретную ведьму недооценила Белль. И успела ли она что-нибудь с этим сделать.
- Что я там не видел, - буркает Максимилиам, и я уверен, что он лучше меня расскажет о каждой отметине на теле ведьмы.
- А ты посмотри, посмотри. Может, совесть проснётся, - я улыбаюсь Анике, и она ловит в моем взгляде такое же тепло, как когда-то далекие двадцать лет назад.

- Ну, рассказывай, - говорю я спокойно и протягиваю Келли руку. Единственный способ доказать ей, что все, что она мне сейчас расскажет, навсегда умрет здесь, в моем кабинете. Что боятся ей нечего, и я не захочу снять с его обидчика шкуру, чтобы сделать из него форшмак.
Аника ерзает на диване и жмется ко мне плечом, будто я могу стать ее щитом, и мне ничего не остается, как дать ей это ощущение - безопасность, о которой ей, стихийной ведьме ордена, можно только мечтать.
- Он был добр ко мне.
- Добр, говоришь? А это он на память тебе оставил? - Я тянусь к отметинам от ошейника, и она чувствует то сожаление, которое оставляет мое прикосновение к ее коже.
- У него доброе сердце, - упрямится ведьма и смотрит на меня открыто и смело. - Он же меня спас?
- Спас. Готов был даже умереть. Представляешь?
Она замирает, но все еще держит меня за руку, а потому верит - беспрекословно.
- Его ведь не убьют?
- Нет, конечно. Может быть, покалечат. Но ты ведь у нас сердобольная, вылечишь несчастного.
- Он жжется.
- ..жжется?
- Он феникс. Как Зак. Только сильнее. Но его огонь будто в клетке. И жжется. 
- Как интересно. А открыть ты эту клетку можешь?
- Наверное. Но это может его убить.
- Ты знаешь, я думаю, что он все-таки это вполне заслужил. - Под ее суровым взглядом мне приходится быстро исправиться. - Совсем немножко.

Фениксу жарко. Что меня особенно веселит, так это тот факт, что поджаривает его и собственный огонь тоже. Интересно, как это чувствует Келли? Раз она здесь, на казни своего мучителя и спасителя одновременно. Какая ирония.
Я все ещё задаюсь вопросом, как это могла не заметить Белль. Живой тёплый огонь - такой мощный даже без должного обращения. Расчетливая сука вряд ли могла выпустить такой факт из виду - а вот допустить по собственной воле - легко. Ведь так соблазнительно владеть тем, что на деле подчинить совершенно не способна.
Интересно, а фениксы самовозгораются? Пока я занят никак не относящимися к делу умозаключениями, Келли решает добить нас обоих. Я точно готов умереть от умиления, а вот от чего умереть Максу, стоит ещё подумать. Один из вариантов - стыд, заливающий все его нутро такой незнакомой, но выедающей горечью. Сам Монро вряд ли осознаёт, что сейчас чувствует. Этот комок из оголенных спутанных эмоций не решился бы раскутывать даже я.
Когда ведьма подходит ближе, я снова увлекаюсь анализом: несмотря на наручники, Келли оставляет между собой и пленником значительное расстояние - любопытный факт, ведь стихийная вообще не принимает во внимание никаких физических границ за исключением собственно возведённых. О таком понятии как иерархия Аника вообще догадывается смутно даже сейчас, спустя столько лет жизни в Ордене. Именно поэтому она без зазрения совести спит в моем кресле, в то время как большинство даже боится постучать в дверь кабинета. Иерархия бережёт меня от беспардонности любопытствующих, но не от всезнания маленькой хрупкой ведьмы, которую каждый второй считает блаженной. И только пара человек эту ее «блажь» понимают. А принимаю, быть может, только я. То, как Келли игнорирует заведённые правила, вообще отдельная тема для дискуссий, но сейчас меня привлекает не это. И даже не то, что она проявляет милосердие к мрачно оскалившейся зверюге напротив.

- Ты ведь понимаешь, что я попросил тебя рассказать не об этом? - я возвращаю ее к первому вопросу, и настроение Келли мгновенно меняется. Готов биться об заклад, она вот-вот от меня сбежит.
- А о чем?
- О том, что с тобой было... там. - Ее несчастный вид не позволяет мне назвать вещи своими именами - "в плену".
- Меня кормили, - рассеянно отзывается ведьма, и я чувствую, как нехотя она возвращается к отодвинутым на задний план воспоминаниям.
- И били.
- Это потому что я сбежала. И не слушалась. ...Один раз они позволили мне сбежать из клетки. А потом гоняли по лесу. И поймали, когда... наигрались.

То, как просяще смотрит на меня Келли, может довести меня до истерического припадка, но я не смеюсь (годы выдержки позволяют мне удерживать маску беспристрастного равнодушия). Она хочет, чтобы я снял с Монро наручники. Чтобы у несчастного была возможность остудить жар, кусающий его изнутри. Она ведь тоже это чувствует?
Все, что я делаю, так это отрицательно качаю головой. Отбившийся от рук пёс ещё не усвоил урок, так что спускать его с цепи я пока не планирую. Но вы же помните, что плевать Аника Келли хотела на иерархию?
- Прости, детка, руки заняты, - устало огрызается Максимилиам на жест доброй воли, и я морщусь.
- Манеры, Монро! - сухо напоминаю я ему о им же выученных заветах. - Так ли обходятся с ведьмами?
- А у меня нет, - мягко отзывается Келли на едкую ремарку и подходит ещё ближе.
- Так может и кофейку сделаешь? - хорохорится феникс, за что я бы с удовольствием прыснул ему рианом в лицо ещё разочек, исключительно для профилактики, но теперь между нами будто выросла стена из ее доброты.
Вопреки ожиданиям, моим или феникса, Аника не отступает.
- В следующий раз, - заявляет она на полном серьезе и подносит стакан к губам Макса. Я хмыкаю, но не отворачиваюсь. Во взгляде моем нахальный мальчишка вполне может прочитать насмешливое «терпи, эта будет помогать вопреки воли страждущего». Я пытаюсь припомнить, отличалась ли такой настойчивостью ее мать, но меня терзают сомнения.
Снова воцаряется пауза, за которую я делаю несколько ценных выводов. Хотя вслух говорю совершенно иное:
- Стокгольмский синдром как он есть. Классический случай. Хоть в учебниках про тебя пиши, Келли. Почему тебе его жаль?
Жалость - унизительное чувство, не так ли, Максимилиам? Я знаю, Белль учила тебя избегать любой слабости, ведь она может стать твоею гибелью, а твоя собственная, кажется, вот она. Стоит так близко и совершенно не боится поить тебя с рук. Осознаёшь ли ты, насколько обстоятельства безнадёжны или ещё готов трепыхаться в этой схватке на поражение?
- Я была на его месте. - Удивительно, что ей не страшно. То, что не удаётся вдолбить новобранцам, ей удавалось с первого дня пребывания здесь - принимать все, что случается, с мудростью неисправимого фаталиста. - Жестокость не вдохновляет на разговоры. А вы ведь хотите поговорить.
Конечно, хмыкаю я и криво ей улыбаюсь. Куда более вдохновляющ вид выжившей жертвы, дающей стакан воды перед жестокой расправой. Келли, если бы я не знал тебя, решил бы, что ты издеваешься.
Ведьма и сама не подозревает, насколько права: я собираюсь проявить максимальную жестокость к пойманному фениксу. И в нашем случае речь абсолютно не о физических истязаниях. Хотя и этот дискомфорт не даёт ему расправить плечи и выдохнуть.
Когда Аника прикасается к фениксу, мне кажется, я слышу чиркание спички о истертый бок коробка.
- Келли, - вздыхаю я, и в моем голосе сквозит практически отцовская капитуляция. И я не знаю, что убивает феникса больше - моя уже знакомая ему тактика или безграничное милосердие его же пленницы.

- Ее звали Госпожой. Мне она представилась Белль. - Келли ведет головой, вспоминая чужую хватку, и я ненадолго отвлекаюсь от обрывающейся нити ее ощущений. Белль. Призрак минувшей юности, горячей увлеченности и горького разочарования маячит совсем близко, но я не позволяю воспоминаниям наброситься на меня - только моих кровоточащих шрамов Келли сейчас не хватает. - Она приказала убить Макса. И он чуть не погиб. И он ничего не сделал. Никак себя не защитил.
- А вы с ним похожи, не думаешь?
- Я.. что, почему, - сконфуженно бормочет ведьма, хотя уже знает, о чем я ей скажу. О глупой попытке умереть. Потому что Орден превыше всего. И раз она это знает, я ей этого не говорю.
- Выходит, тебя почти все время Максимилиам караулил?
- Иногда были другие. Но он - почти всегда, - в голосе Келли я ловлю теплые нотки. - Когда он открыл клетку, я думала, что умру. Что он ведет меня к Белль, - в своем нехитром рассказе ведьма что-то утаивает, но я не настаиваю на деталях. Пусть расскажет хоть что-то. Хотя мне все еще не нравится, что она перечисляет лишь факты - и ни слова не говорит о страхе. - И даже когда я была готова... умереть, он меня вытащил. У него доброе сердце, - повторяет Келли, но я, в отличие от нее, уже давно не учитываю этот орган при расчетах.

Мне так и не удаётся выдворить ведьму за дверь. Единственное, что останавливает ее от нервного срыва, а меня от агрессии - это то, что она не может прикоснуться ни к одному из нас. Я делаю глубокий вдох и сосредотачиваюсь на взбодрившемся фениксе напротив. Ничего, малыш, сейчас ты пожалеешь о том, что все ещё жив.
⁃ У меня для тебя кое-что есть. - Говорю я, будто собираюсь угостить его чём-то уникальным и авторским. Даже жаль, что подобный расклад возможен в одном случае из пятидесяти. И никто не гарантирует мне того, что Максимилиам Монро выберет именно его.
На стол перед парнем ложатся несколько фотографий из семейных альбомов. Счастливые лица. Беззаботные улыбки. Наивные глупцы, ещё не знающие, какая трагедия ждёт каждого из них.
⁃ Себя найдёшь или подсказать?
Я даю ему время. Единственное, чем мы обладаем сейчас в достатке, потому что у меня нет терпения, а у Монро желания мне верить.
⁃ Белль всегда была одержима идеей непобедимой армии. Искать силу в свете она никогда не любила. Слишком много рисков. Слишком маленький выхлоп. Куда эффективнее вырастить себе маленькую тёмную армию послушных безропотных щенков, готовых перегрызть глотку каждому, на кого укажет... Госпожа. Я ведь прав, Монро?
Ещё одна пауза превращает воздух в кисель. Ни вздохнуть, ни выдохнуть. Даже Келли не шевелится, а это ей обычно даётся с трудом.
⁃ Что ты слышал от неё чаще? Слова заботы, или показатели своей эффективности? - я наклоняюсь ближе, опираюсь на руки и пристально смотрю на Максимилиама. С такого расстояния идеально стрелять в упор, но мне даже не надо прикасаться к нему, чтобы уничтожить.
⁃ Ты ведь знаешь, кто я, Монро. Все темные знают. Я потратил довольно много времени, чтобы они знали. - Дешевый трюк, но этот мальчишка мне ещё нужен. Так что пусть свыкается с мыслью, что тьма его обратно уже не примет. - Белль знает обо мне больше всех. И поверь, это взаимно. Ты можешь все отрицать, утверждать, что это колдовство, но я знаю, что ты мне уже веришь. И вот что я тебе расскажу...
Я откидываюсь на спинку стула, потираю подбородок, задумчиво, будто подбираю слова, хотя на самом деле думаю, успеем ли мы закончить к утреннему совещанию.
⁃ Вас было тридцать. Разного возраста, но разница была не велика. Целый выводок ребят. Ребят с потенциалом. Кто-то умер в первый же год. Кого-то выживала стая. Она ведь вас именно так воспитывала? Ни заботы, ни ласки, ни доброго слова - одна муштра, да быть может горячий секс, стоило вам стать постарше. - Я усмехаюсь. - Все, чтобы доставить себе удовольствие. Хорошо ли тебе служилось,  Монро? Видимо, не очень, раз мы сейчас здесь.
Я прерываюсь, потому что огонь светлой ведьмы невыносим даже мне. Господь всемогущий, откуда столько жалости в этом тщедушном тельце?
⁃ Не бойся, Келли. Монро парень крепкий, не переломится. Стольких товарищей пережил, а уж правду тем более переживет. Там ведь были не только товарищи, Максимилиам?
Была ещё девочка. Ошибка, которая отняла одну жизнь и спасла другую - не будь ее, кто знает, смог ли бы я найти труп Келли, или от неё не осталось бы и пепла.

- Как думаешь, почему он тебя спас?
- Он не такой, как другие. И у него доброе сердце. И тёплый огонь. Светлый.
- В его мире это расценят как слабость.
- Но разве то, что он смог выжить во тьме, не доказывает его силу?
- Доказывает. Нам с тобой. Но не тёмным.
-  Выходит, мы с ним похожи?
- Куда больше, чем хотелось бы.
- А ещё кажется, будто я его знаю. Но никак не могу вспомнить, откуда.

Я с трудом выпроваживаю Келли из кабинета - от ее всезнающих глаз зудит совесть, которая давным давно отдана в утиль.
⁃ Не съем я его, Келли, не съем. Но если ты не хочешь, чтобы его съели другие, ты должна подняться в мой кабинет и отменить планерку. Пожалуйста, не перепутай.
⁃ Ваш кабинет с оранжереей? - огрызается эта невыносимая девчонка, и я закатываю глаза. Закрой. Уже. Дверь.
Келли бросает тоскливый взгляд на поникшего феникса и всё-таки выскальзывает в коридор. Я слышу ее торопливые шаги и вздыхаю. У нас есть от силы четверть часа, а потом Келли вернётся, и я не успею его дожать.
⁃ Спасибо за неё. - На считанные секунды я позволяю себе человечность и возвращаюсь в кресло. - С какой-то поры Келли - это все, что есть у меня после Ордена. - И что ты с этим знанием теперь сделаешь, Монро? - Блаженная, да? - Насмешливый комментарий я приправляю уже куда более жестко и деловито: - А теперь я хочу услышать тебя, Макс.

0

7

[indent] Когда дверь в допросную отворяется и Макс слышит её голос, тонкие звенящие нотки что-то трогают внутри. Какая ирония - теперь он в ошейнике и наручниках, а она будет наблюдать, как с ним расправится ее начальник.
[indent] Но несмотря ни на что, Макс не может противостоять желанию увидеть её и поднимает голову. Слёзы непроизвольно текут по щекам из-под плотно сомкнутых век, в носу свербит, он даже не чувствует ее запах. Но он все же пытается пересилить едкое жжение в глазах, словно выглядывая из-за ослепительно горящего полога. И даже с закрытыми глазами ее огонь обжигает его. Ощущение похоже на то, когда она вылечила ему царапину на виске, только более рассеянное, словно он сидит под риановой лампой.
Макс опускает лицо и, наплевав на указания Госпожи никому не показывать слабостей — какая уже к черту разница — снова трется лицом о плечи и рукава кофты, растирая риан, слезы и резко выступившие бисеринки пота.

[indent] Под пеплом что-то снова тревожно всколыхнулось.
[indent] Яростно встряхнув головой и, наконец, с трудом приоткрыв один глаз, он замечает хрупкую фигурку в дальнем углу комнаты, но его внимание привлекает лицо напротив - обладатель резкого, почти кричащего голоса с нотками стали, будто воющий в трубе ветер. Макс замирает, на мгновение даже затаив дыхание. Но, словно опомнившись, продолжает дышать размеренно и спокойно.
[indent] Эдвард Чайка. Госпожа выплюнула это имя, презрительно скривив губы и странным взглядом следя за его жестким силуэтом в переулке. И пока все следили за резким и коротким ударом клинка в сердце Рахима, Макс смотрел на Госпожу. Монро еще не видел, чтобы кто-то из людей был способен вызвать заставить ее трепетать.
[indent] Макс хорошо запомнил эти черты в свете уличного фонаря и, что важнее, тень страха в глазах Госпожи, сколько бы она ни пыталась скрыть ее за презрением и яростью. Тогда она сказала, что так будет с каждым идиотом, что позволит загнать себя в ловушку. Но Рахим же прикрывал их отступление — в точности, как она учила. Этот вопрос, как и многие другие, очевидно, остался без ответа, поскольку даже и не был задан.

[indent] Эдвард Чайка Максу категорически не нравится. И непроницаемое выражение его лица, и жесткость в движениях, и тон, которым он с ним разговаривает. Непререкаемый, приказной и даже немного вальяжный, разительно отличающийся от того, как он только что задавал вопрос Анике, - такой себе позволяла лишь Госпожа. Но Макс вместо того, чтобы подчиниться, смотрит на Чайку, продолжая молча сжимать кулаки скованных рук и бороться с желанием закрыть глаза, спрятать горящее лицо.
[indent] Но когда сам Эдвард переводит взгляд на Анику, Макс все же следует его примеру, хотя и делает это нарочито нехотя. Его еще сильнее бросает в жар, но он не скупится на издевательские нотки в голосе.
[indent] — Что я там не видел. - вот только, стоит посмотреть на нее, как все нарочитое веселье куда-то девается, и остается лишь мрачный оскал.

[indent] Совесть? Тоже придумал. Вот Госпожа бы посмеялась. Над ними обоими.
[indent] Аника подходит к нему, словно большой костер приближается, опаляя его изнутри. И он уже не может не смотреть - завороженно, безысходно, только на нее, будто всего остального мира не существует.
[indent] Уже знакомый серый привкус встает в глотке комом, и Макс совершенно не понимает, что с ним происходит. Побочный эффект от риана? Что-то странное как будто крутится внутри, разгоняясь все сильнее, как накаляющиеся жернова, когда она взглядом просит Чайку за него, а потом предлагает воды. От этой обезоруживающей, граничащей с идиотизмом, доброты ему остается только колко отшучиваться - в попытке обесценить всё происходящее и заодно продемонстрировать Чайке, что он крайне темный и опасный элемент, от которого следует незамедлительно избавиться.
[indent] И потому пропускает слова Эдварда мимо ушей, даже его окрик, снова так похожий на Госпожу, отвечая только Анике и не забывая приправить стёб парой унизительно-похабных шуточек. А она просто протягивает ему стакан с водой.
[indent] Стоило бы отказаться - голос Госпожи в голове советует именно так и поступить, ведь в воду могут подмешать все, что угодно - но жар и жажда после транквилизатора иссушают его изнутри. Макс никогда не был гордым - возможно, именно поэтому он и выжил - один из немногих. А сейчас и терять уже нечего. В чем Макс не сомневается, так это в том, что его все равно убьют.
[indent] И он делает несколько больших глотков. Вода странная, как с пузырьками, чуть жжется. Но, если бы они хотели его отравить рианом, наверное, просто залили бы ему эту отраву в глотку или пустили по венам. Или еще пустят, когда придет время.
[indent] Но вопреки ожиданиям от воды ему становится чуть лучше. Куда-то улетучивается предательская слабость в теле. И даже затекшая от неудобной позы спина почти перестает ныть.

[indent] Чайка не торопится озвучивать то, что ему нужно, но Макс терпеливо ждет. Прищурив один глаз, он внимательно следит словами, которые охотно роняет Чайка. И будто нехотя - Аника.
[indent] Жалость - Макса коробит от одного упоминания этого слова и внутри снова закручивается пепельный смерч, оголяя то, что давно должно было потухнуть. Но почему-то теперь, при ее приближении оно снова жжется, как песок пустыне, стоит только солнцу взойти над горизонтом. Яркая вспышка чуть слабее, чем ее прикосновение в клетке (или он начал привыкать к ее прикосновениям?), но боль все равно заставляет Монро отпрянуть, морщась и упираясь уже разбитыми запястьями в наручники, и попытаться инстинктивно закрыться от ее тонких пальчиков тьмой. А горячий удар ошейника следом душит почти как заклятье Госпожи. Лицо дернувшегося Монро приобретает выражение человека, который еще не определился, собирается он закашляться или сразу блевануть. Но стоит отпустить тьму, как ошейник "отпускает" и его, и дышать становится снова возможно. Хмуро моргнув, Макс отмечает поразительное - к нему снова вернулось нормальное зрение, и глаза, и лицо почти не жжет. Разве что смотреть на Анику без сдерживающих ее свет темный чар почти ослепительно невозможно. И не смотреть - тоже.
[indent] Жалкое зрелище, наверняка, сказала бы Госпожа.

[indent] Келли занимает свою оборону в углу. Но Чайка, кажется, ревнует к его вниманию.
[indent] "У меня для тебя кое-что есть" звучит так же хреново, как предложение прогуляться до дыбы от палача.

[indent] Семейные фотографии. Дети с родителями, бабушками, братьями или друзьями. Одна фотография привлекает его внимание больше других - светловолосый мальчишка широко улыбается, обнимая седую женщину в простеньком, но аккуратном домашнем платье. Макс смотрит внимательно. Еще раз пробегается взглядом по остальным фотографиям. И не чувствует ничего. Даже дух захватывает от этой звенящей пустоты внутри.
[indent] И Чайка пользуется ей.
[indent] — ...Госпожа. Я ведь прав, Монро?
[indent] Макс морщится. Это слово из его уст... и резкий неприятный голос отдается в этой пустоте колким эхом. "Вырастить себе маленькую непобедимую армию". Взгляд непроизвольно скользит по фотографиям. И снова задерживается на мальчишке с бабушкой. Такой искренней беззаботной улыбки Макс у себя не помнит. И таких светлых волос тоже. Даже на потрепанной фото глаза светлые, небесно-синие. Сколько он себя помнит, они всегда были иссиня-темные. Ну может быть когда-то давно, чуть светлее. Шелли еще говорила, что они похожи на… От воспоминания о Шелли горький колючий шар прокатывается по глотке, снова поднимая серую муть.
[indent] А Чайка не останавливается. Слова заботы. Кривая усмешка оттягивает уголок рта.
[indent] Фотография жжется на сетчатке, настойчиво привлекая к себе его внимание, но Макс упирается взглядом в Чайку, глаза в глаза.

[indent] Вечно трясущийся Хьюи умер в первый же год. Макс не смотрит как кудрявый веселый карапуз на фотографии дергает за косичку свою старшую сестренку.
[indent] Умника и зазнайку Джонни выжила стая. И Макс не опускает взгляд к фото с серьёзным черноволосым мальчиком с книжками подмышкой, стоящему рядом с двумя улыбчивыми женщинами разных возрастов.
[indent] Он не смотрит на фотографии, но их лица и их смерти стоят перед его глазами - почти не трогая ничего внутри. Только привкус знакомой горечи мешается с желанием колко ответить Чайке. Забота, ласка, доброта - и прочие слабости не находят отклика в душе Монро, а вот упоминание о сексе снова вызывает кривую, но в этот раз довольную ухмылку. Секс был горяч, пусть даже и не всегда в его вкусе.
[indent] Но Чайка точно знает где расклёвывать.
[indent] — …Хорошо ли тебе служилось, Монро? Видимо, не очень, раз мы сейчас здесь.
[indent] А Аника как будто хочет испепелить феникса своим светлым огнём. Она злится? Ей не по нраву слова Чайки или он, Монро? Впрочем, какая уже разница? Макс только с любопытством отмечает, что его собеседник тоже это чувствует, только почему-то уговаривает ее не бояться. А потом…
[indent] "Там ведь были не только товарищи, Максимилиам?"
Потом он называет его полным как будто чужим именем, заставляя нахмуриться. И когда удивление от этого обращения проходит, до него доходит смысл самого вопроса.
[indent] Шелли.
[indent] Чайка с Аникой препираются, когда он выпроваживает ее из допросной. А Макс следит за их живым общением, не понимая, что происходит у него внутри. И почему снова так тяжело дышать. А имя Шелли так терпко горчит в горле.
[indent] А потом Чайка огорошивает его внезапным откровением.
[indent] "Спасибо за неё. С какой-то поры Келли - это все, что есть у меня после Ордена."
[indent] Макс смотрит на Эдварда с недоумением. Недоверием. А тоску во взгляде он давно научился прятать за семью печатями - Госпожа этого просто не переносила.
  [indent] "Блаженная, да?"
[indent] Он шутит, а Монро даже не делает попытки улыбнуться. И Чайка снова меняет свой тон на тон претендующего на роль его новоиспеченного Господина:
[indent] — А теперь я хочу услышать тебя, Макс.
[indent] Монро смотрит на него еще какое-то время. Не вызывающе, не презрительно, не насмешливо - но с недоверием, за которым таится звериная дикая ненависть, которая не раз вывозила его из, казалось бы, безнадежных ситуаций. Потому что когда не хватает ни сил терпеть и бороться, ни смелости бросать вызов, злость всегда приходит на помощь.
[indent] Голос Макса на этот раз звучит хрипло и ниже обычного.
[indent] — Услышать, что такое колдовство в народе называется фотошоп? - злая ухмылка как будто призвана сдержать плещущуюся внутри ненависть, — Или, что она блаженная дура? И как она еще выжила до сих пор. - клыкастая пасть ненависти все чётче проглядывает сквозь насмешку; Макс и сам до конца не понимает, что настолько его доводит, — Чему в вашем Ордене только учат? — Монро хмыкает и закатывает глаза. — Ах да, заботе, ласке и доброте. Как я мог забыть.
[indent] Оставив попытки выпрямиться и опираясь локтями о стол, Макс смотрит на Чайку, как приготовившийся к прыжку большой хищный кот, словно никаких наручников на нем и нет. И никаких фотографий на столе - тоже. Никогда не было. Не могло быть. Это ведь трюк, обман, гнусная омерзительная ложь..?

+1

8

Я рад, что Келли не становится свидетелем моей провокации - наивная девочка все еще принимает каждое слово за чистую монету, и ее дар чудом бережет ее от мудаков. Забавно, что не уберегло от парня напротив меня. Значит, не такой уж и мерзавец?
Я невольно морщусь от этого отчаянного вихря колкостей - попытки устоять на ногах там, где никогда не было почвы. Реакции парня гиперболизированы, словно он застрял в пубертатном периоде - и быть может, будь на моем кто-то другой, все бы сложилось именно так, как он себе представляет: по его венам пустили бы риан, выпотрошили бы и отдали на эксперименты Мириль.
Я позволяю ему остаться в тишине - снимки на холодной стеклянной столешнице кричат куда громче моего нетерпения. И все-таки, времени у Максимилиана не так уж и много. Обратный отчет ведь уже начался.
- Чему учит Орден, ты узнаешь на собственной шкуре, - спокойно сообщаю я и, с шумом отодвигая кресло, поднимаюсь. Разница в росте у нас с Монро должна быть совсем незначительная, но его плачевное положение добавляет мне внушительности. - А пока у тебя есть время подумать.
Я оставляю его на невыносимо долгие десять минут - и жду Келли в коридоре. Она появляется как раз в тот момент, когда двое охотников выводят Максимилиама из допросной. Ведьма замирает на доли секунды и ускоряет шаг.
- Ну что, отменила? - будничным тоном интересуюсь я и бросаюсь взгляд на часы. - Представляешь, а мы еще успеем на утреннюю летучку. Зря отменяли, - но она меня даже не слушает.
- А что теперь? - слышишь ли ты ту же тревогу, что слышу я, Максимилиам? Я широко ей улыбаюсь. Но она мне не верит - даже когда прикасается. - Куда его ведут?
- Спокойно, Келли. Я обещал тебе, что его не убьют. Ты сама лично сможешь контролировать его состояние в любое время, когда захочется. И, пожалуйста, напомни Заку, что я просил вас обоих остаться в Ордене. На неопределенный срок.
Келли кивает, хотя я уверен, что мою просьбу она пропустила мимо ушей, и смотрит в спину удаляющемуся в сопровождении конвоиров, Максу.
*****
- Шеф, в Ордене слишком мало аквариумов, чтобы разместить всех этих вонючих рыб, - ворчит Кали. - Не на обед же их орденским подавать!
- Да хоть на завтрак, - огрызаюсь я и снова смотрю на творение охотничьих рук. Огромный аквариум, украшающий общую зону на третьем этаже здания вот уже второй год, сейчас был полностью опустошен и оборудован под клетку - с живым экспонатом внутри. - Располагайся, - советую я Максимилиану, с которого уже сняли наручники и втолкнули внутрь. - Обычно мы размещаем гостей в более приятных условиях, но ты наш особенный гость, так что - оцени масштаб нашего - и моего лично - гостеприимства. - Трехразовое питание включено в пакет оказываемых Орденом услуг. В той круглой коробке позади тебя ты найдешь душ, туалет, раковину. Надеюсь, тебе хорошо видны часы? Ах черт, здесь ведь их нет. - Я усмехаюсь, но глаза у меня не смеются. - В любом случае, придется научиться считать - на то, чтобы принять душ и справить нужду тебе отведено десять минут. Проведешь за запертой дверью секундой больше - тебя зальет рианом так, что не поможет даже Аника. А она умеет толково лечить, ты ведь уже заметил? - Я делаю шаг вдоль гладкой стеклянной стенки. - Посуду и полотенца будут забирать вечером. Посмеешь повторить сегодняшний номер и хоть пальцем его тронуть - тебя зальет рианом так, что... Кажется, я повторяюсь. Но ты ведь запоминаешь с первого раза?
Моя лекция почти окончена. И в отличие от ведьмы, Максимилиам ловит и запоминает каждое оброненное мною слово. Я расцениваю это как приятный, пусть и незапланированный, подарок от Белль.
- Пусть тебя не смущают любопытные взгляды. Келли ведь тоже собирала немало зрителей? Стихийная ведьма - редкое зрелище. Как и темный феникс в стенах Ордена, так что наберись терпением. А будешь вести себя хорошо - и я даже разрешу тебе принять пару посетителей.
Я не прощаюсь - знаю, что эта и история закончится не так уж и скоро, - и лично включаю в холле свет. Несколько усиленных рианом ламп разливают по холлу болезненный для феникса свет. Но больнее всего его жжет сейчас ведьма, стоящая вдалеке от стеклянной стенки аквариума и обнимающая себя за плечи.
Я не окликаю ее и даже не оборачиваюсь. Даже если бы кольчуга блокировала все чужие эмоции, этих двоих я бы почувствовал кожей.
- Дурдом, - констатирую я самому себе и бегу наверх - собирать планерку, которую маленькая наивная ведьма так обязательно успела уже отменить.
А кто сказал, что под моим руководством легко?
****
Аника стоит почти в самом углу - так, чтобы не привлекать внимания, но видеть, что происходит в зале. На перерыве здесь полно народу - кто-то обедает, кто-то выбирает, какой батончик добыть из автомата, стайка охотником просто болтают за столиком, а часть персонала будто прилипла к стеклу и никак не могут перестать обсуждать нового жителя огромного аквариума - темного феникса, встречающего каждого любопытного мрачным оскалом.
Аника жмется к стене, но не уходит до конца перерыва, будто что-то может произойти, пока ее нет, и стоит, позабыв и о кофе в своем маленьком бумажном стаканчике, и наблюдает.

+1

9

*****
Эдарду с детства тяжело давалась импровизация. Чужие эмоции отравили ему если не жизнь, то порядочную часть детства и отрочества - все затеи приходилось тщательно планировать с учетом того, что чувствуют другие. Если при наличии плана многое срывалось в тартарары, то без него любое действие походило на катастрофу. Именно поэтому дальнейшее пребывание темного феникса в Ордене Эдвард преподчел расписать до удушающих деталей. В которые ведьмак не посветил никого - даже Дентакри. Тот первым делом открестился от любых подробностей:
Уверен, мне не понравится ничего из того, что ты решишь сделать, — заявил он, стоило Чайке отставить недопитый чай и открыть рот в надежде посветить Хельдри во все детали.
Ты еще даже не знаешь, о чем я собирался рассказать!
Знаю. Я слишком хорошо тебя знаю, — спокойно парировал мастер. — Не удивлюсь, если этот парень тебе уже снится. Но я феникс, а не экзорцист. Хочешь оставить его в Ордене - ради бога, мне тебя не остановить. Но советую подумать о последствиях. Совет тебя за это по голове не погладит.
Хочешь сказать, я одержим?!
Это все, что ты услышал из того, что я сказал? - Укоризненный тон в совокупности с насмешливо изогнутой бровью только добавляли реплике сарказма, поэтому Эдвард чувствовал себя особенно уязвленным.
Ты видел, что она с ним сделала. — Ведьмак перешел на доверительный шепот, как будто боялся, что у стен есть уши. — Неизвестно, сколько еще таких, как он, бродят по городу. Сможем переманить его на нашу сторону - найдем остальным. Найдем …ее.
Я уже говорил, что ты одержим?
Ты не поверишь, две минуты назад, - Чайка прищурился и недовольно откинулся на спинку кресла.
Как давно это было. — Пробормотал Дентакри себе под нос и оперся локтями о стол, открыто смотря ведьмаку в глаза. — Не слишком ли ты опрометчиво вписываешь парня в наши ряды? Он был верен… ей столько лет. Она наверняка наплела ему, что она ему мать. А теперь ты думаешь, что он так просто пойдет против нее?
Он ведь ослушался ее приказа, — резонно заметил Эдвард. — Аника мне рассказала. Он должен был убить ее.
И это гарантия того, что он предаст ее и дальше? Мало ли, что взбрело ему в голову из жалости к бедной девчонке!
Не уверен, что он может испытывать жалость…
Но верности к Ордену ты от него ждешь, — вернул ему колкость Дентакри. Эдвард хитро взглянул на друга, складывая ладони перед собой подушечками пальцев друг к другу.
Что-то же заставило его сделать то, что он сделал. Он помог Анике сбежать. Спас ее. Проявил к ней… великодушие. Сделал это по собственной воле, между прочим. — Давая другу паузу, Чайка продолжил: — Знаешь, так делают бездомные псы, когда к ним проявляют хоть каплю доброты. Готовы забыть все, что было раньше - и служить, лишь бы рядом была все та же ласковая рука.
Вряд ли Аника согласится с твоей аналогией, - хмыкнул Дентакри и с сомнением взглянул на ведьмака. — Значит, переманить на сторону Ордена?…



Каково же было удивление Хельдри, когда наутро он лицезрел Макса в стеклянной колбе вместо заморских рыб и кораллов. И это должно вдохновить Монро перейти на сторону света?..

****
От того, как преобразилась проходная зона Ордена, у Аники перехватывает дыхание. Если раньше у ведьмы захватывало дух от невообразимой красоты аквариумных рыбок, то теперь спазм в груди вызывали вовсе не морские обитатели. Макс! В стеклянной колбе! У всех на виду! Да еще и под ярким светом риановых ламп.
Неподвижная тень на белом холсте.
Келли замирает за колонной, будто ей стыдно за то, что сделали с фениксом и она не хочет попадаться ему на глаза, и растерянно разглядывает его прозрачную клетку. Даже ее собственное заточение в обители Белль не кажется ей таким безжалостным. Там она была предметом насмешек всего нескольких человек - Монро же предстояло терпеть сотни, а то и тысячи людей. Эдвард будто нарочно избрал для него такое наказание: все дороги ордена пересекаются здесь - в залитом светом атриуме.
Келли неловко. Кофе в ее бумажном стаканчике давно остыл, и даже шапка из подтаявшего маршмеллоу уже не кажется ведьме такой соблазнительной. Аника озирается, наблюдая за подтягивающимися к месту событий сотрудниками. Никто не упустил возможности задержаться, чтобы разглядеть пленника поближе. О Темном Фениксе в Ордене теперь не судачит только ленивый.
— Новых рыбов показывают, — перешептывается кто-то в толпе.
— А прежних куда дели?
— Не удивлюсь, если мы ими сегодня отобедаем.
Раздается смех, но Келли не улыбается. Маршмеллоу в ее стаканчике угрожающе кренится. Аника не знает, как долго продержится в таком положении Макс - но по тому, как он прячется в капюшон худи, ведьма догадывается, что не очень долго. А риановые лампы как будто горят ярче обычного.
— Херово тебе? - студит кто-то прямо по стеклу, как будто надеясь привлечь внимание пленника, и расплывается в мстительной улыбке. — Так и надо тебе, тварь.
Аника снова вздрагивает, будто от удара, и отворачивается. Лицо ее горит стыдом и отчаянием. Воспоминания о плене захлестывают ведьму с головой и она спешит убраться подальше. С глаз долой - из сердца вон, как говорится, только сердце у Келли чересчур чуткое. Образ сидящего на полу Макса преследует ее весь день.

****

Он снится ей в ту же ночь - смотрит исподлобья, молчаливо и отрешенно, и осуждающе. От этого его взгляда у Келли мороз по коже, но она сама будто обездвижена: горло сжимает ненавистный ошейник. Анике больно, стыдно и хочется провалиться сквозь землю. Она открывает рот, чтобы вымолвить хоть что-то в свое оправдание, но голос не слушается, будто у нее его отняли. Если бы голос действительно можно было променять на заветное желание, как в небезызвестной сказке, она бы не задумываясь отдала его за свободу Макса, но подсознание вместо жадной то трофеев ведьмы рисует жесткий силуэт Эдварда. Сквозь тьму проступают знакомые обеспокоенные черты, но вместо объяснений Чайка поджимает губы и отворачивается. Аника слышит эхо удаляющихся шагов и тянется за ускользающим образом, но ладонь натыкается на препятствие - ведьма в прозрачной колбе, по ту сторону - Макс. Смотрит на нее не мигая. Стекло между ними начинает покрываться льдом, а сама колба - стремительно сжиматься в размерах. Анике хочется закричать, но голос ее по-преждему не слушается.
Когда Келли открывает глаза, сердце бешено колотится у самого горла. Тусклая полоска света пробивается меж плотных штор, но не приносит облегчения: до утра еще далеко. Ей снова придется закрыть глаза. Анике страшно, что, когда она откроет глаза в следующий раз, снова произойдет что-то страшное.

****
Аника задерживает дыхание - если раньше она проходила через атриум не задумываясь, то теперь оказывается тут все чаще и все дольше замирает у одной из колонн. Ее тянет сюда как преступника - только якорем служит не место преступления, а пресловутый аквариум.
Золотая рыбка за стеклом не исполняет желания, но внимания привлекает не меньше, чем радужный сом, обитавший здесь до Макса. Знает ли он, кому пришел на смену? А если знает, что испытывает?
Аника виновато поджимает губы и озирается, не смотрит ли на нее кто. Не осуждает ли?
Никому нет до нее дела. Но ведьма сама себе судья.
Ее терзания прерывает шум на балконе. Метким движением кто-то из орденских запускает в аквариум недопитую банку - жестянка расплескивает в полете содержимое и бьет Макса прямиком в голову.
На пару мгновений воцаряется тишина, которую почти тут же взрывает одобрительный хохот. Аника быстро смотрит наверх - и еще быстрее на Макса. Он все так же неподвижно сидит на полу. Будто и не он всего секунду назад стал мишенью жестоких обидчиков. О шалости напоминает только жестяная банка на полу его камеры.
Келли жадно вглядывается в лицо Монро. Он выглядит изможденным и обросшим: свет риановых ламп точит его силы и притупляет реакции. Иначе он бы увернулся. Аника не сомневается: будь у него больше энергии, он бы метко запустил злосчастную банку обратно в обидчика.
— Дай я, — смутно доносится чей-то азарт, и в аквариум летит следующий лот. Стеклянная бутылка бьется фонтаном осколков под новую волну одобрения. Макс непроизвольно поднимает ладонь в защитном жесте, но в ответ ему летит только оскорбление:
— Темная ты тварь!
Раздается хлопок - и у Аники темнеет в глазах. Атриум погружается во мрак, а сама ведьма, ведомая стыдом и жаждой справедливости, направляется к стеклянной клетке. Робость и неуверенность отступают как и ропщущая толпа.
— Что за чертовщина, — слышит Келли за спиной, пока она пробирается к Максу.
— Эй, проверьте кто-нибудь напряжение, - кричит кто-то с балкона. —  Келли, не подходи слишком близко, черт знает, что он может сейчас натворить!
Вопреки предостережению, Аника набирает код механического замка. — Келли, оглохла что ли? Отойди от куба!
— Она его выпустит? Зайдёт к нему? — гадают зрители. — С ума сошла!

0


Вы здесь » Brave New World » Witch & Phoenix » [DARK NA AU] Hide and Seek the Light


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно